Группа двадцати, основанная в 1883 году с целью организации в Брюсселе ежегодных выставок работ своих членов, а также художников других стран из числа тех, кому близки художественные принципы объединения, просит вас оказать нам честь, представив на седьмой международный салон одну или несколько своих работ. Выставка будет открыта во второй половине января и продлится один месяц. Каждому приглашенному художнику выделяется около 4 метров стены.

Каталог последнего салона, приложенный к этому приглашению, позволит вам оценить характер выставок «Группы двадцати», которая была создана исключительно с художественной целью и стала авангардом современного искусства в Бельгии. Уважаемый господин, мы просим вас как можно скорее дать нам знать, принимаете ли вы приглашение, число которых строго ограничено, и не позднее 15 декабря сообщить нам, какие наименования вы хотели бы включить в каталог. Расходы на перевозку картин будут оплачены из фонда «Группы двадцати». В нижеследующем примечании мы уведомляем вас о крайнем сроке, в который вы должны прислать свои картины, а также прилагаем всю информацию о выставке. Примите заверения в искренней признательности нашего художественного сообщества и заверения в нашем глубочайшем почтении.

От имени Группы двадцати

Секретарь

Октав Маус

Адвокат апелляционного суда

Мой дорогой друг Гоген,

благодарю Вас за письмо, мой дорогой друг, и уверяю, что после возвращения на север каждый день думаю о вас. В Париже проведя всего три дня, но шум и все прочее оказали такое дурное воздействие на мою голову, что я посчитал за благо сбежать в деревню; лишь это обстоятельство помешало мне заглянуть к Вам. Вы бесконечно меня обрадовали, сказав, что Вам понравился портрет арлезианки, выполненный по Вашему рисунку. Я добросовестно старался быть верным Вашему рисунку, хотя и взял на себя смелость интерпретировать посредством цвета его чересчур хладнокровный стиль и характер. Этот портрет представляет собой обобщённый тип арлезнанской женщины, а поскольку подобные обобщения встречаются не так часто, примите эту картину как итог нашей многомесячной совместной работы в Арле. Лично мне картина эта обошлась в лишний месяц болезни, но по крайней мере теперь знаю, что создал полотно, которое будет понято Вами, мною и немногими другими именно так, как мы хотели бы, чтобы оно было понято. Мой друг, доктор Гаше, поколебавшись, тоже принял эту картину, сказав «Как трудно быть простым!» Вот и отлично — я хочу ещё больше подчеркнуть значение моего полотна, сделав с него гравюру, и на том всё. Пусть ее забирает, кто хочет.

Вы уже видели мои оливы? Ещё я написал портрет доктора Гаше с грустным выражением лица, типичным для нашего времени. Это чем-то похоже на то, что Вы сказали о своём «Христе в Гефсиманском саду»: этой картине не суждено встретить понимание. Однако этим портретом я Вас отлично понял, и мой брат тотчас же это подметил.

[Здесь Ван Гог поместил набросок «Кипариса со звездой»] Я привёз оттуда спой набросок «Кипариса со звездой», последний вариант — ночное небо с бледной луной, вернее, с тонким полумесяцем, едва выглядывающим из густой тени, отбрасываемой землей, и одинокая звезда — подчеркнуто яркая, нежно-розоватая и зеленоватая — в ультрамариновом небе, по которому несутся облака.

Внизу лежит дорога, окаймленная высокими желтыми камышами, а позади видны голубые «Малые Альпы», старый трактир c горящими оранжевым светом окнами, и высокий кипарис — очень прямой, очень мрачный. По дороге идёт белая лошадь, запряженная в желтую повозку, и двое запоздалых прохожих. Очень романтичная картина, но в то же время в ней все дышит Провансом. Вероятно, я сделаю с неё гравюру, как и с других пейзажей и сюжетов — моих воспоминаний о Провансе, — и с радостью подарю Вам один из офортов как итог того, что я постиг и к чему стремился. Мой брат пишет, что Лозе, делавшему литографии с работ Монтичелли, тоже понравился мой портрет арлезианки. Надеюсь, Вы поймете, что, прибыв в Париж, я несколько смешался, и лишь поэтому не сумел взглянуть на Ваши работы. Надеюсь, что вскоре вернусь туда еще на несколько дней. [Следует рисунок колосьев пшеницы]

Я с радостью узнал из Вашего письма, что Вы собираетесь в Бретань с де Хааном. Если позволите, я с большим удовольствием приеду к Вам на месяц, чтобы написать несколько морских пейзажей, а главное, чтобы снова встретиться с Вами и познакомиться с де Ханном. В этом случае мы могли бы попытаться создать что-нибудь значительное и серьезное, такое, к чему мы, возможно, пришли, если бы продолжили работать на юге.

Вот идея, которая, возможно, придется Вам по душе. Я пытаюсь писать этюды пшеничного поля, вроде этого (жаль, не могу зарисовать) — одни лишь колосья на зеленовато-голубых стеблях; длинные листья, словно зеленые ленты, тронутые розовым, колосья, только-только пожелтевшие, окаймленные бледно-розовыми пыльными цветами — розовые вьюнки оплетают стебли снизу. Затем я хочу написать несколько портретов на этом оживленном и в то же время очень умиротворенном фоне. В этом случае различные оттенки зеленого объединятся в единую симфонию зелени, вибрация которой будет навевать мысль о тихом шелесте колосьев, качающихся под ветром: добиться этого будет не так-то просто в плане цвета.